Общественность vs властьКто лучше защитит город

Однозначного ответа нет, вопрос очень сложный. Он связан и с тем, как развивался город в конце XX — начале XXI века, и с эмоциональным состоянием жителей — они привыкли к Дому Советов. Не менее важно, как к проекту относится профессиональное сообщество, насколько здание соответствует его представлениям о композиционном акценте в центре города. Знаю, что на недавнем градостроительном совете архитекторы обсуждали, можно ли воспринимать Дом Советов как какой-то вид наследия, нужно его сносить или нет. Мнения разошлись.

На этот счёт есть несколько позиций. Дом Советов как архитектурное сооружение 70-х годов – безусловно, интересный проект, это отмечают все специалисты. Здание неординарное, хоть и недостроенное, однако ему дали совершенно неподходящую площадку. С точки зрения сохранения исторической среды здание вообще не должно здесь находиться – у его подножия расположены остатки Королевского замка. Кроме того, Дом Советов построен в отрыве от градостроительного исторического окружения. Его высотные характеристики не позволяют сформировать адекватную застройку, которая находилась бы в балансе с архитектурой старого города. Включить Дом Советов в реестр объектов, обладающих признаками культурного наследия, невозможно ни по дате постройки, ни по критерию завершённости.
Если говорить об опыте других стран, пострадавших во время войны, можем взять Германию и Польшу, где хорошо развито движение по восстановлению национальной и градостроительной культуры. В Варшаве воссоздан Stare Miasto, с него начал развиваться город. Теперь центр Варшавы интересен разнообразием качественной архитектуры. Советская там тоже присутствует.

Я впервые вижу проект, но передам Никите Явейну (архитектор, руководитель «Студии 44». – Ред.), что он не подходит этому месту. Будущее этой территории должно решаться с учётом исторической основы, парцелляции кварталов, системы улиц и площадей; сложившаяся масштабность должна стать законом. Начинать нужно не со зданий, а с качественных пространственных исследований и ландшафтного анализа. Они подскажут, как максимально использовать то, что осталось от истории.

Мы привыкли к традиционной архитектуре – вертикаль, горизонталь. Тут же – скосы и срезы, они дают совершенно другой образ. Похожее решение реализовано в центре Москвы, на улице Яузской, рядом с двухэтажными купеческими домами. Это не выглядит гармонично, но я знаю современных архитекторов, намеренно добивающихся конфликта, чтобы показать себя. Контрасты ищут не только в России, но и, к примеру, в Великобритании. Возвращаясь к Калининграду: здесь очень серьёзное наследие, ведь кто только не строил. Например, на Московском проспекте можно увидеть торговый комплекс с черепичными крышами, построенный литовцами. Когда есть такое наслоение веков и культур, нужно сто раз подумать, какую архитектуру формировать в общественном пространстве в центре города.

Думаю, что да. Для начала нужно понимать, кто эти жители, сколько им лет, – скорее всего, это люди среднего возраста, выросшие в Калининграде. Мне кажется, они устали от определённых, не совсем хорошо сформированных кварталов застройки XX века. Те, кто выступает за воссоздание исторической застройки, возможно, не являются специалистами в градостроительстве и архитектуре, но им хочется вернуться к каким-то основам. В таких вопросах главное – не принимать скоропалительных решений. На печальном примере Москвы можно многое предотвратить. Приглашённый для работы над Крымской набережной Норман Фостер (архитектор из Великобритании, лауреат Притцкеровской премии, яркий представитель стиля хай-тек. – Ред.) предложил решения на контрасте, отрицании традиций. Проект не прошёл по настоянию общественности. Мнение жителей города – серьёзная сила. Архитекторы должны его спрашивать, но, увы, порой этим пренебрегают.

Можно абсолютно всё, другой вопрос – зачем? Известны специалисты, изучающие примеры таких экстравагантных архитектурных решений. С этой точки зрения интересен опыт Голландии, где бережно сохраняют наследие, а экстравагантные решения присутствуют в небольшом количестве. На вокзале в Заандаме имеются весьма интересные объекты, построены современные гостиницы, в остеклённых фасадах которых прослеживаются силуэты традиционной голландской архитектуры. В Калининграде немножко по-другому. Конечно, здание, о котором вы говорите, надо было просто хорошо отреставрировать.

Безусловно, так нельзя: грубо, плохой приём. Возникает вопрос, почему такие здания не поставлены на охрану? Сейчас они были бы защищены предметом охраны, никто не разрешил бы так свободно распоряжаться формой и цветом. В случае с Кройц-аптекой нужно было требовать от архитекторов полного воссоздания утраченного фасада. Другое дело, когда на пятиэтажках [на Ленинском проспекте] появились муляжи под XVIII век, якобы немецкая архитектура. Они не вызывают у меня отторжения, это всё-таки лучше, чем безликая стандартизация. Хотя в такой реновации тоже нет ничего хорошего.

Пятиэтажные жилые дома были задуманы в 60-е годы. У них соответствующая архитектура, которая сегодня разрушает ткань старого города. Такой жилой фонд необходимо разбирать, строить на его месте нечто иное, а не совмещать приёмы советского примитивизма и лже-барокко. Вы смотрите на этот «шикарный» фасад, а потом заходите со двора в убогий подъезд с давно выработанными эксплуатационными качествами. Туристы об этом не думают, а тем, кто там живёт, наверное, неприятно. По мне уж лучше жить в простенькой пятиэтажке без муляжей. Это будет честно.

Полагаю, есть разобщённость, недопонимание между людьми. Мы около тридцати лет живём в условиях плюрализма мнений, но, очевидно, это слишком малый срок для осмысления потребностей города. Слишком долго мы жили в отсутствие какой-либо архитектурной мысли. Тем не менее, даже за это короткое время выросли хорошие проектные организации и талантливые архитекторы. На мой взгляд, работы того же Никиты Явейна интересны, функциональны и соответствуют принципу тактичного включения нового в исторический контекст.

Когда изучаешь историю места, соотносишь его особенности с другими территориями России, понимаешь, что быть противником всего «немецкого» – примитивно. Возьмём фортификационные сооружения. Сохранились крепости в старом Пиллау, Кронштадте, Смоленске, Ростове Великом и многих других городах. Кто строил эти крепости? Немцы, голландцы, шведы, русские. Хорошее знание фортификационного искусства не зависит от национальности. Недавно я работала по проекту зон охраны Королевского бастиона в Смоленске. Там никто не говорит, что это польская крепость. Прежде всего это историческое сооружение, на протяжении XVII–XIX веков участвовавшее в событиях российской истории. Что касается Балтики, то с XVII века по настоящее время истории стран и населяющих их народов переплетены во времени и пространстве.

Такие вещи происходят из-за отсутствия культуры и исторического знания у чиновников и функционеров. Действительно, в определённый период существовала кайзеровская Германия. Немцы строили на прусской земле добротно и капитально, о чём до настоящего времени напоминают замки, водонапорные башни, маяки. На побережье Куршского залива жили разные народы – от литовцев и пруссов до немцев и русских. В Балтийске стоит памятник Елизавете Петровне, потому что эта территория находилась под юрисдикцией Российской империи. Архитектуру в Калининградской области нельзя воспринимать как чисто немецкую. Чтобы не было ситуаций со сносом, нужно вовлекать людей в изучение истории, менять их мышление.

В этом плане мы похожи на французов – «все на баррикады». Может показаться, что россиянам ничего не нужно, но такое мнение – пережиток обобществления собственности на протяжении века. В начале двухтысячных шведские специалисты на средства ЕС реализовывали проект, демонстрирующий опыт вовлечения населения городов Швеции в сохранение наследия. В нём участвовали Польша, Литва и Россия в лице Калининградской области. На конкретных примерах было показано, с каким уважением в Швеции относятся к мнению горожан. У нас же привыкли действовать, никого не спрашивая, – этот атавизм нужно искоренять. А если, по мнению специалистов, в силу тех или иных причин историческое здание невозможно сохранить, его можно передать под опеку волонтёрам. Почему бы и нет?

Или, того хуже, небоскрёб. В Москве из-за реновации возникло общественное движение, поскольку хорошая идея была опошлена дельцами – жильё сносили не из-за ветхости, а для того, чтобы освободить земельный участок в центре города. Многие выступили против, люди хотели остаться в старых домах. Некоторые стали собственными силами собирать деньги на ремонт. Тогда мэр Сергей Собянин распорядился не сносить ни один дом, не спросив перед этим мнения жителей. Так произошло с пятиэтажкой, где живу я, – 80 процентов жильцов отказались от сноса, с нами согласились. Поэтому, повторю, важно уважать и учитывать мнение горожан.

Конечно, дисбаланс ощущается, но качественная архитектура всё-таки берёт своё. Торговый центр «Европа» сделан очень тактично: никаких вычурных форм, усреднённая европейская культура. Такое здание можно найти в Норвегии, Швеции, где угодно. Со строительством таких объектов город приобретает нечто универсальное и при этом сохраняет аутентичность. Однако работа профессиональных советов и общественных слушаний нужна обязательно. Чиновники плохо слушают специалистов. Чтобы не допустить ситуации, когда приходят инвесторы с большим кошельком и уродуют объекты наследия в угоду бизнесу, нужно показывать властям примеры, рассказывать, что можно делать, а что нельзя.

Есть прекрасные специалисты, есть реставрационные научно-проектные институты с историей, как московский «Спецпроектреставрация». Чего греха таить – все орденские замки, Кёнигсбергские ворота были восстановлены российскими реставраторами. Поэтому удивительно, что некоторые чиновники не верят, например, в восстановление замка Бальга и считают, что необходимо привлекать немецких специалистов.

Он помогает сохранить наследие прошлого. Есть критерии, отличающие памятник от просто старого здания. Мы можем иметь дело с непримечательным, на первый взгляд, домом, но, оказывается, в нём заседал военный совет под руководством Кутузова, решивший исход войны 1812 года. В таком случае неказистый с виду домик становится объектом культурного наследия федерального значения. В реестр памятников здания попадают и по архитектурным особенностям, и благодаря тому, кто именно их проектировал. Всю застройку сохранить невозможно, поэтому в реестр включают наиболее интересные и исторически значимые объекты.

Путает, но только тех, кто не обладает достаточной информацией.

Если просто поставить объект под охрану и не инвестировать в него, он не сохранится. Финансирование ограничено. Поэтому ещё в конце 90-х годов я предлагала почистить списки, убрать из реестра объекты, которые разваливаются и не несут исторической ценности. Сделав это, мы потеряем какой-то пласт, но лишь ради того, чтобы сохранить другие, более ценные здания. Плюс ко всему не закончился процесс приватизации объектов наследия, хотя другие страны социалистического лагеря давно эту стадию прошли. Мне кажется важным вернуться к этому процессу на современной законодательной базе, с определённым предметом охраны, баз риска утраты объекта культурного наследия. Отдать тем, кто готов заниматься. Вот сыпучий объект, с ним государство никогда ничего не сделает, – возьмите и делайте вы.

Это большая проблема, в том числе законодательная. Когда я была молодым специалистом и не имела весомого голоса, многие искусствоведы и историки упрекали меня, твердили, что нельзя открывать приватизацию памятников архитектуры, мол, всё изуродуют, разломают, перестроят. К чему мы пришли? Тех защитников обобществления уже не найти. Уходят, разрушаются и старые здания. Если бы доверяли людям, желающим заняться консервацией и реконструкцией, таких монстров, как Кройц-аптека, не было бы. Нужно поощрять инициативу. Чем больше собственников, тем выше ответственность.

Отвечает. Развитие промышленности в европейских и российских городах происходило в XIX и начале XX века. Сейчас те, кто занимается городами, прекрасно понимают, что промышленные производства разрушают экологию. Поэтому развиваются ревитализационные процессы, когда мы меняем функцию, не изменяя фасад. В Москве общественность борется за Бадаевский завод: не за производство, а за прекрасную архитектуру конца XIX века, которой придали статус объекта культурного наследия. Горожане резко возражают против строительства на этом месте 50-этажных «монстров».

Вода всегда включалась в городскую среду как элемент ландшафта, во многих городах мира с участием воды формируются архитектурные ансамбли. В Калининграде водные артерии используются преимущественно в производственных целях. Многие постройки никак не соотносятся с Преголей, не формируется система набережных и архитектурных ансамблей, включающих водную поверхность. Исключение – остров Канта. Со специалистами Музея Мирового океана мы обсуждаем проблему противоположной стороны Преголи, замусоренной складскими, ремонтными и хозяйственными постройками. Важно разрабатывать проекты, в которых архитектура будет гармонично участвовать в речном пейзаже. В этом смысле хорошо сформирован квартал Рыбной деревни – стилизация, но новодел новоделу рознь.