История запретовДефицитная Коко и «янтарный суд» пруссов

Дефицитная Коко и «янтарный суд» пруссов

«Твой Бро» продолжает публиковать материалы из мартовского номера журнала «Балтийский Бродвей», темой номера которого стала двухлетняя годовщина введения первых санкций против России. Наш сегодняшний лонгрид объединил сразу две истории: первая посвящена запрету на янтарь, действовавшему на восточнопрусской земле, а вторая представляет собой ностальгическое воспоминание об эпохе дефицита в советском Калининграде

Истина в янтаре

Дефицитная Коко и «янтарный суд» пруссов

Наслаждение санкциями, ограничениями и запретами — вещь, не являющаяся прерогативой исключительно россиян. По нашей просьбе профессор истории и археолог Роман Широухов копнул глубоко. Аж за тысячу лет до тысячелетнего Рейха — начав с времен, когда нога крестоносца еще не ступала на благословенную восточнопрусскую землю. И разобрался в тогдашних запретах на самое святое, что есть у каждого Калининградца, - янтарь

Не секрет, что история всяческих эмбарго, санкций и запретов на пармезан или эстонский шоколад берет свое начало не сегодня и даже не от Наполеоновских войн, а просто давно. В те времена, когда балтийским янтарем были украшены сети, носилки и арена амфитеатра Флавиев в Риме, поскольку сам Нерон счел этот камень подходящим атрибутом для Императора-Солнца, похоже, об этом еще не задумывались. И действительно, по сообщению Тацита, эстии (предки пруссов), с удивлением и выгодно выменивали солнечный камень на всякую импортную дребедень, поступавшую из Империи и провинций: наборы для винопития, украшения, шелковые ткани и прочие аксессуары далекой красивой жизни.

Верхушка эстиев, контролировавшая сбор и торговлю янтарем, едва ли делилась своими нетрудовыми доходами с простыми соплеменниками. Но до официального запрета еще далеко. В обмен на янтарь прусская верхушка обзаводится не только статусными гаджетами, но и потихоньку строит замки, дороги, вот-вот на месте торговых поселений появятся города, но они не появляются… Потому что всем и так хорошо. Точнее, не всем, а тем, кого «греет» янтарь. Потому что Пруссия – сырьевая страна. Но, как известно, в той ситуации, когда ты вроде и богат и в меру нагл, но и печально знаменит, как агрессивный сосед, нападающий на соседнюю Польшу, сжигая по пути церкви и города и собирая дань, рано или поздно беда постучится к тебе в дом сама. Тут-то и начинается самое интересное.

После завоевания прусских земель рыцари Тевтонского ордена вместе с примкнувшей к ним прусской элитой из благородных родов, формально принявших христианство, но так и оставшихся язычниками на несколько сот лет, снова взялись за янтарь. Первой печально известной «янтарной резиденцией» стал замок Лохштедт, чьи руины уныло расположились между Балтийском и Пионерским. Подвалы Лохштедта стали главным хранилищем прусского янтаря и местом, где тонули шепоты и крики бедолаг, наказанных за незаконную добычу янтаря. Орден стал монополистом.

В замке Лохштедт находился «янтарный суд», а берег вокруг покрылся частоколом из виселиц, на которых болтались несчастные, ловившие янтарь без спросу.

Эстафету у Лохштедта в XVI в., когда Орденское государство формально перестало существовать, но элиты остались, принял замок Гермау (в п. Русское). Здесь также находились «янтарный суд» и хранилище, а на въезде в поселок со стороны Янтарного до сих пор возвышается Виселичная гора. Долго еще по пляжам слонялся дух орденского инспектора Ансельма, пугавший полуголых старателей криками: «О боже, янтарь стал свободен! Янтарь!»

Много лет спустя, после «санкций», охвативших Германию в результате поражения в Первой мировой, янтарщики оказались лишены привычных рынков сбыта. Но и тут выкрутились – обновили производственную линейку, стали копать быстрее и глубже, пригласили художников и ученых. Планов было громадье, но тысячелетний рейх закончился на 13-м году существования, будто подросток, метивший в джедаи. Дальше был «Янтарный комбинат», эбонитовые палочки и россыпи безвкусных полуфабрикатов. Янтарная мафия, несанкционированные карьеры, голубая земля – из терминологии калининградских 90-х. Но янтарь был по-прежнему свободен. Вот и сегодня все больше наших соотечественников покупают гидрокостюмы и акваланги и лезут по ночам на дно, где в ультрафиолете фонарей балтийское золото светится, как фосфор. Потому что кризис, скажете. Нет. Потому что истина в янтаре.

СОСО и «Альбатрос»

Дефицитная Коко и «янтарный суд» пруссов  Фото №2

Истории об очевидном и невероятном прошлом нашего города продолжает Любовь Антонова. На санкционную тему номера она рассказывает о закате эпохи советского дефицита и самом захватывающем парфюмерном воспоминании своей жизни. 

Дефицит — волшебное слово советских времен. Это то, чего не было, и одновременно было, но при определенных условиях. Нужных знакомствах, знании точек продаж, - от подворотен до комиссионок и вещевых рынков, - людей, которые могли дефицит достать (слово «купить» практически не использовалось в этом контексте, так как нечто красивое и ненужное, ну, без чего не умрешь, надо было именно «достать», - некрасивое и нужное как раз-таки в магазинах продавалось). Весь этот специфический товарно-денежный обмен, разумеется, считался запретным и карался соответствующими статьями Уголовного кодекса РСФСР, - спекулянтов ловили и сажали, как и валютчиков. Доллар стоил 60 копеек, и никому - почти никому - был не нужен.

Морякам загранплавания платили валютой, а так как свободного хождения долларов в стране не существовало, все это богатство менялось на чеки Внешпосылторга, а чеки, эквивалентные рублям, менялись на дефицит в знаменитых «Березках». В Калининграде царство дефицита называлось не «Березкой», а «Альбатросом», а чеки - «бонами». Надо сказать, что боны имелись не только у моряков и их жен, но каким-то - не помню уже каким - способом у многих предприимчивых горожан.

В начале девяностых, приехав к калининградской тетушке мужа в гости с Урала, мы, естественно, не без ее помощи, хотя никто в семье к морякам загранплавания и близко не стоял, тоже стали обладателями некоторого количества бонов и отправились в «Альбатрос». Сразу убедившись в пресловутой предприимчивости жителей портового города.

Стояла очередь. Очередью в те времена мало кого можно было удивить, но эта очередь была необычной.

Прежде всего, своим видом (ну, может, нам, с Урала, так казалось). Джинсовым и нарядным. Джинсы уже не были страшным дефицитом, но калининградская очередь козыряла самыми крутыми - в представлении лучших представителей девяностых,  - лейблами на попах и карманах курток. Казалось, это не дело, а развлечение, - постоять тут, среди «своих», обсудить «что дают» или «что выбросили» сегодня.

Продавали в «Альбатросе» шмотки, бытовую технику, еду. Мне почему-то запомнилась только парфюмерная полка. Французские духи тогда даже не относились к разряду дефицита, они были из «мечт» обладания невозможным, уносящим в светлые дали с принцем на белом коне, скачущем на горизонте. Скачет он, понятное дело, в мою сторону, приманенный этим невообразимо прекрасным запахом… Ах, да, муж стоял рядом (если откровенно, его я приманила запахом французского Fidji, который вроде бы и сейчас выпускается, я даже купила в припадке ностальгии, но прежним эффектом, увы, не обладает) и позволил мне зависнуть над прилавком.

Притягивал меня маленький пузырек Coco Chanel. Это я точно помню. Всех наших бонов не хватало на его покупку, хотя я готова была променять на него что угодно в тот момент… Чуть не плача, утешилась я в итоге ослепительно белой мохеровой кофточкой с вышитыми на ней лебедями. Они пару лет еще были модными, эти лебеди…

Сколько бы не было потом у меня духов, и селективных, и специально отобранных на фабрике в парфюмерной столице Франции Грасе (помните, там Парфюмер из одноименного романа начал свой маршрут маньяка), и просто хороших, и Chanel, и Coco, все же тот пузырек из «Альбатроса» остался на первом месте моей личной иерархии, - запах от него расплывался такой, какого никогда больше не было.  Головой-то я понимаю, в чем фокус, - феномен запретного плода. Но что это меняет?! 

Иллюстрации: PAL