Не «Нэнси», а ВЫ-РЫ-ПА-ЕВАктёры театра «Современник» рассказали о своем первом выступлении в Калининграде
- эксклюзив
- 20 нояб. 2020
«Твой Бро» пообщался с исполнителями главных ролей в спектакле «Нэнси» Полиной Пахомовой и Ильёй Лыковым, поговорил о работе с одним из самых трендовых режиссёров и драматургов Иваном Вырыпаевым и спросил, как их приняли зрители
Жанр «Нэнси» — «stand-up про мюзикл», в нём много шуток на грани фола и резких выражений. Оценили не все — некоторые зрители даже писали в отзывах, что не досмотрели и ушли из зала. Это нормально?
Илья: Думаю, нормально, и прекрасно понимаю зрителей, которым спектакль не заходит. Он в сложном и непонятном современном жанре, и я до сих пор сам до конца не разбираюсь в нём. Мне кажется, главное — когда перед покупкой билета человек понимает, куда идёт, а не просто следует за какой-то фамилией… Но бывают исключения. В нашем конкретном случае я бы, наоборот, хотел, чтобы зритель прочитал и понял: это Вырыпаев. И большими буквами было написано не «Нэнси», а ВЫ-РЫ-ПА-ЕВ.
Полина: Существует привычное понимание театра, годами складывающееся в сознании зрителей. Есть ожидания — люди идут в «Современник», где они видели какие-то другие спектакли, например «Три сестры». Форма «Нэнси» совершенно другая, она противоречит всем ожиданиям. Если зритель может стереть всё, что знал, и любит эксперименты, постановка ему понравится, но этот эффект несовпадения ожидания с реальностью убивает всё. А вот молодёжь принимает постановку очень хорошо. Одна 16-летняя девочка была в восторге, говорила, что приведёт весь класс. Это поколение менее эмоциональное, для них привычно дистанцирование. Им не нравится классическая драматическая игра, но они понимают: за маской дистанцирования в «Нэнси» скрываются настоящие чувства. В текстах Ивана вообще есть очень серьёзные темы, которые попали бы в каждого человека, если бы их прочли.
Некоторые увидели в спектакле оправдание насилия. Как вам кажется, насколько это близко к истине?
Илья: Мне кажется, совсем нет. Всё-таки верю, что Нэнси победила насилие любовью. Когда впервые читал текст, то до последнего не верил Джонатану, но в финальной сцене мне стало понятно, что он действительно заколдованный принц, несмотря на сам жанр, фарс и жёсткий стёб. В моём видении идеальное воплощение спектакля — мюзикл, где танцевали бы тысячи людей, среди которых ходило бы «жирное чудовище Джонатан», и в конце он как в фильме «Красавица и чудовище» (а «Нэнси» — оммаж этой истории) красиво взлетел и из жирного чудовища превратился в принца. И они нашли бы друг друга после того, как искали миллионы лет.
Илья, а почему «жирное чудовище» играете именно вы?
Илья: Нужно спрашивать у Вани. Я строю свою роль на том, что зритель закрывает глаза и по моему голосу и поведению представляет себе страшного Джонатана, а потом открывает глаза и видит прекрасного принца (смеётся).
Это классный экспириенс — сыграть то, на что ты не похож и чем ты не являешься. Для любого актёра — просто сладкий пирожок, подарок на Новый год. Когда режиссёр первый раз читал текст «Нэнси», я сразу представлял какие-то внутренние референсы на Джонатана, понимал, как можно сыграть моего персонажа, но и подумать не мог, что реально буду его играть. Думал, что роль достанется какому-то крупному мужчине 50-60 лет. Когда Ваня предложил попробовать, было очень приятно, не буду скрывать.
Как вам работалось с Иваном Вырыпаевым?
Илья: У нас с ним всё очень быстро сложилось. Мы с первых репетиций поняли, что хотим сделать, и пошли вперёд. Главная задача артиста — верить режиссёру, особенно в подобном жанре. Ване очень веришь — он знает, как должно быть, и ты это делаешь. А то, что получается в итоге, должен оценивать уже зритель.
Полина: Конечно, Иван отличается от других режиссёров. Он создаёт тексты, которые рассчитаны не на драматическое исполнение. Актёру нужно научиться не погружаться в персонажа, как в драматическом театре, а наоборот, отстраняться, оставаться собой и смотреть на своего героя со стороны. Поначалу было очень сложно, может, не всегда получается и до сих пор, но очень интересно, потому что это совершенно другой жанр — нас такому не учили. Темы и тексты Ивана попали во многих и, собственно, поэтому мы с удовольствием взялись за пьесу.
Правда, что Вырыпаев так трепетно относится к своим текстам, что запрещает в них что-либо менять — даже предлоги?
Илья: Если тексты Вани произносить как-то по-другому, они теряют свой вес и свою мощь. В них каждое слово, каждый поворот, каждая запятая имеет значение и ведёт к чему-то. Я очень легко выучил текст, потому что он мне безумно нравился. Когда произношу его, он производит на меня тот же эффект, который должен производить на зрителя. Это какая-то мантра. Если берёшь правильный тон, то по-настоящему кайфуешь. Мне было важно выучить именно так, как написано, но кое-что я всё же изменил. В какой-то реплике был непонятный момент, я перефразировал его, и Ваня принял это изменение — сказал, что так даже лучше.
Максимальная заполняемость залов в Калининграде сейчас 50%, в Москве — 25. Это тяжело?
Полина: Да. Мы работаем для людей, спектакль рождается только со зрителем, а когда их нет, всё совсем иначе. Драматические постановки, не требующие открытой реакции, такой как смех, легче играть для маленькой аудитории. А вот смеяться люди боятся: не хотят потревожить соседа или выглядеть глупо. Социальное напряжение очень влияет и на нас. В «Нэнси» нам очень важна реакция, а когда её нет, это довольно тяжело, мы как будто паровоз толкаем. Когда зал полный, зрители друг друга заряжают: один смеётся, другой понимает, что тоже может не бояться. Когда сидят три человека, тихо как в пустыне, и от от этого немного теряется смысл. Но если ты сумел изменить хотя бы одного или двоих в зале, то всё не зря.
Илья: Впечатления от полупустого зала, конечно, не очень. Особенно странно, когда играешь в спектакле «Три товарища», где на сцене 60 человек, а в зале всего 25%. Даже страшновато. Теперь на каждых поклонах аплодирую зрителям, потому что восхищаюсь и преклоняюсь: они пришли в театр, заплатили деньги в этот тяжёлый период, сидели в масках весь спектакль. Мне кажется, им надо больше аплодировать, чем нам. Но любая работа лучше, чем её отсутствие. Для артиста нет ничего хуже, чем невозможность встречаться со зрителем.
Вы любите гастролировать, выступать в других городах? Что это даёт вам как артистам?
Илья: Для меня гастроли — всегда праздник, как день рождения. Ты понимаешь, что люди ждут определённый спектакль — ждут хоть и не лично меня, но и меня тоже. Всегда приятно дарить любовь тому, кто ждёт. Мне кажется, для каждого артиста это так.
Полина: Очень люблю гастроли, потому что в них сочетается моя любовь к путешествиям и к театру. Могу играть в спектакле и одновременно бывать в новых местах, что по-настоящему заряжает. А ещё это всегда знакомство с другим зрителем. Как бы спектакль ни проходил в Москве, здесь он проходит по-другому. Например, смеялись вчера совсем в других местах, не там, где обычно.
А как вас принял калининградский зритель?
Полина: Я понимаю: для них это шок. Они пришли смотреть на «Современник», а здесь полустендап, полурассказ, какие-то танцы, в общем, непонятное действо. Хочу их поблагодарить, что слушали внимательно и как минимум отнеслись с уважением. Я видела несколько человек, которые сначала сдерживали смех, а под конец уже смеялись открыто, потому что поняли: спектакль — большая шутка, к нему нельзя относиться, как к Чехову. Мы сами немного смеёмся над жанром, над подачей. Это игра, внутри которой скрываются серьёзные темы. Они ненавязчивые, в форме шутки, и потому могут легче попасть в человека.
Илья: Огромный зал драмтеатра сначала меня напугал — здесь очень тяжело наладить контакт, и если он и был, то только в некоторых местах. Но за всю историю спектакля аплодисменты на последнем танце Нэнси звучали впервые. Значит, что-то попало в цель — по крайней мере, я хочу в это верить.