«Если космоса в стране нет, я не могу его придумать»Интервью с Захаром Прилепиным

Фото недоступно

Недавно в Калининграде проводился фестиваль «С книгой – в XXI век». Его гостями регулярно становятся важнейшие российские литераторы современности. В этот раз в город приехал известный российский писатель Захар Прилепин, лауреат десятка премий, человек, давно переросший статус писателя, ставший также гуманитарным деятелем, политиком, актером и еще бог знает кем. Мы встретились с ним перед его творческой встречей с читателями и поговорили о книгах, которым предстоит забвение, реализме как препятствии прогрессу и, конечно, о Донбассе.

Нет никаких сомнений в том, что Захар Прилепин – одна из ярчайших звезд в современной литературной России. Его зовут сниматься в свои видеоклипы авторитетные рэперы патриотического субжанра, его неустанно пытаются завербовать на рейтинговые ток-шоу прозорливые телепродюсеры, а его книги, как гласит молва, читает сам президент России. Безотносительно порой разительно проступающей радикальности взглядов писателя, стоит признать: он, конечно, величина, а в его радикальности возможно и скрываются истоки таланта: все-таки бэкграунд нацбола с двадцатилетним стажем дает довольно богатую основу для написания самых различных произведений.

Еще недавно в социальных сетях Прилепин собирал гуманитарную помощь для отправки на территорию непризнанных республик Юго-Востока Украины, кажется, не скрывая, что какая-то ее часть пойдет боевым частям. А сегодня он у нас в Калининграде, в «Чеховской» библиотеке проводит что-то вроде творческого вечера. Поклонники творчества писателя – публика совершенно разношерстная. Здесь есть парочка крепких молодых людей с символикой группы «25/17» на груди. Где-то видны угрюмые парни, не оставляющие сомнений в том, что они, как и Захар - нацболы, которые, как известно, бывшими не бывают. Есть совсем юные студентки со скобками на зубах. Но подавляющая часть посетителей встречи – все же люди взрослые, а в основном – пожилые. Конечно, проводись встреча не посреди буднего дня, состав публики был бы другой, но и те, кто есть – это вполне реалистичный портрет общества, которое за последний десяток лет наградило Прилепина дюжиной самых различных литературных премий. Я спрашиваю случайного гостя мероприятия, мужчину лет пятидесяти, чем ему нравятся книги Прилепина. Тот не раздумывает ни секунды: «Тем, что правду пишет».

До встречи с писателем еще почти сорок минут. Но почти весь большой зал на втором этаже центральной городской библиотеки им. А.П. Чехова заполнен. К моменту выхода Прилепина к читателям народа станет так много, что не попавшие в основную аудиторию люди будут слушать отзвуки выступления писателя на первом этаже. Кажется, именно это называется неподдельным интересом к литературе. Мы встречаемся с Захаром Прилепиным в соседнем пустом зале. Из-за довольно жесткого ограничения по времени, интервью приходится брать в компании другого журналиста, и тому предоставляется возможность задать вопрос первым.

Фото недоступно

Хотелось бы узнать ваше мнение по поводу присуждения Нобелевской премии по литературе Светлане Алексиевич.

Захар Все, что можно сказать по поводу премии для Алексиевич, это: «Слава Украине!» Там необходим хоть какой-то повод, чтобы уесть Россию. И ради этого повода даже российские писатели, даже схожих политических взглядов были так или иначе обойдены. Потому что безусловно премия для Евтушенко или Улицкой имела бы гораздо больше оснований с точки зрения сугубо литературной. Но это было бы награждение России, и оно было бы не очень лояльно воспринято. Поэтому наградили Белоруссию, но за текст человека, который настроен сугубо негативистски по отношению к России. Который перемещается по всему свету, рассказывая об ужасной кровавой милитаристской стране, в которой всех убивают с утра до вечера, и только этим и занимаются последние сто лет, а может быть уже и тысячу. Это такой политический акт, по сути смехотворный. Потому что Светлана Алексеевич (ухмыляется - прим.ред.) - это... прекрасно просто. Могли бы в свое время дать премию Астафьеву, он тоже был антисоветчиком горячим, но он хотя бы был писателем отличным, я уж не говорю про Валентина Распутина, земля ему пухом, Андрея Битова - а это, безусловно, персонаж, заслуживающий Нобелевской премии. И я совершенно не говорю уже о современниках, таких как Александр Терехов, который просто писатель мирового уровня... Был выбран совершенно очевидный персонаж, твердо и однозначно маркированный. Вот такая шутка происходит. Это потрясение статуса Нобелевской премии. Но, я уверен, ничего с ней не случится, она останется Нобелевской премией, просто мы должны отдавать себе отчет в том, как к нам в мире относятся. Есть целые разнообразные экспертные сообщества, которые сделают все, что угодно, пусть даже себе во вред, лишь бы России показать, где ее место.

Вы приехали на фестиваль, который называется «С книгой в 21 век». И мне интересно, как вы считаете, должны ли быть какие-то книги оставлены в веке двадцатом, чтобы никогда к ним больше не возвращаться?

Захар Это все довольно умозрительно. Достойные книги все равно переползут из века в век. Мое собственное мнение не имеет здесь никакого значения. Ну, то есть, хочу я, скажем, оставить в прошлом веке книги Светланы Алексиевич - это неважно, они уже останутся навсегда. Есть Нобелевские лауреаты некоторые, которых со временем все меньше и меньше читают, она здесь, конечно, не такая одна, тем не менее, нужно признать: в историю литературы она уже вписана. Мы должны просто, так или иначе, обращаться свое внимание и популяризировать те книги, которые показывают истинное лицо России: ее богоискательство, ее мужество, ее независимость.

  • Фото недоступно
    Захар Прилепин

С этими книгами мы должны работать, а не продолжать язвы свои морочить, коптить и выставлять всем на обозрение.

На ваш взгляд, почему именно ваши книги и фильмы запрещают в Украине?

Захар Официального запрета на мои книги, по-моему, на Украине не наложено. Фильм по моему сценарию запретили: «Восьмерка» вообще был первый или второй запрещенный там фильм. Но здесь просто было связано не столько со мной, сколько с болезненным восприятием той стороной всяческих спецподразделений. А фильм «Восьмерка» именно им и посвящен. Там очень не хотели, чтобы в тот период, когда «Беркут» воспринимался как знамя антимайдана, любого рода спецподразделения были в центре внимания. Поэтому и запретили. Ну и возможно свою роль сыграло то, что режиссер Алексей Ефимович Учитель подписал в свое время письмо о поддержке возврата Крыма, да и моя позиция тоже, конечно. Но все же не это было определяющим - тогда была целая череда запретов фильмов о российских военных.
А в остальном... Была недавно Львовская книжная ярмарка, мне говорили, что там мои книги лежали, где-то они попадались и не изымались. А так вообще я вписан в список врагов Украины с коэффициентом 8.2 из 10 возможных, чуть меньше, чем у Моторолы. Но это хорошо, я даже доволен.

Вы писатель-реалист. Очень влиятельный и популярный реалист. Вам не кажется, что такой большой интерес к реалистичному направлению – это не совсем здорово для нашего общества? Я имею в виду, что мы разучились мечтать, за последние 30 лет мы не сняли ни одного фильма об актуальном освоении космоса, и глубокий интерес к реализму наносит нашей стране ущерб.

Захар Ну отчасти это так, правда. Но наша страна – не та, чья литература когда-либо славилась какими-то упоительными картинами будущего. И в русской классике вы таких текстов едва ли найдете. Понятно, что есть ранние Стругацкие, отчасти Ефремов, отчасти Беляев, но это все же отдельная определенная линия литературы, которая никогда не была основным трендом. А если у нас все космические программы свинтили, и люди из космического корабля переместились в пространство своего айфона, а дети больше не мечтают о космосе, о чем мы можем написать? Мы можем написать только какое-нибудь «Метро 2033, 2034, 2035 и так далее» о страшной мировой войне, которая в России происходит. Но кроме всего прочего я все же отметил бы – я не сугубо реалистический писатель: у меня есть и черная антиутопия «Черная обезьяна», и исторический роман «Обитель». А если космоса в стране нет, я не могу его придумать.

В позапрошлом году вас внесли в учебник для ВУЗов «История русской литературы XX века». При этом в XX веке у вас ведь книг не выходило. Как вообще так получилось?

Захар Понимаете, оно же ведь не измеряется этими ножницами, что вот закончился XX век, и все. Есть определенные литературные школы и те же самые тренды, которые идут с временным перезахватом. Допустим, Чехова или Иннокентия Анненского многие воспринимают как писателей XIX века, хотя Чехов, может быть, свои лучшие тексты написал именно в веке XX. И Анненский свои лучшие стихи тоже. Но поскольку за ними тянется какая-то принадлежность к веку XIX, оно все так и происходит и их числят по тому ведомству. Да и Льва Николаевича Толстого тоже никто ведь не называет писателем XX века, хотя он в начале прошлого столетия еще весьма активно поработал. Это все деление на века очень условное. Я отчасти продолжаю линию почвенническо-деревенскую, поэтому в контексте Распутина, Можаева, Шукшина и нахожусь. Потому что глупо преподавать историю литературы XXI века, где будет четыре фамилии: моя, Полякова, Улицкой и Татьяны Толстой. Это будет не совсем верно. Те, кто составляют учебники, мыслят в том числе и названных мной литераторов как продолжателей тенденций прошлого столетия.

Невозможно с вами поговорить как с общественным и гуманитарным деятелем о том, что сейчас происходит на Донбассе. Вы верите в реальность мирной жизни там в нынешних обстоятельствах?

Захар Она уже так или иначе начинает там складываться. Потому что, насколько я понимаю, европейские игроки – Германия и Франция – выступают радикально против любого рода продолжения военных действий. Они в них не заинтересованы, заинтересованы только США. Но пока Европа и Россия как-то справляются с этим мирным процессом. Ситуация замораживается тем, что ДНР и ЛНР не принадлежат Украине. Действует казуистика какая-то, выборы предлагают, но все вокруг прекрасно понимают, что это больше не украинская территория. И она продолжает жить по приднестровскому сценарию, который уже практически сложился. Поэтому вопрос только в том, как эти территории будут расширяться. А в том, что там мирная жизнь возможно, сомнений никаких нет.

Главное событие на повестке дня сейчас – это происходящее в Сирии. А вы много общаетесь с людьми из непризнанных республик на Юго-Востоке Украины. Как вообще там люди относятся к тому, что у России и ее медиа фокус внимания вдруг так резко и сильно переместился на Сирию?

Захар В последнее время я не был на Донбассе и не спрашивал, но люди, находящиеся непосредственно в линии соприкосновения с украинской армией об этом не думают. Вот мне только что звонили знакомые ополченцы, говорят: «Мы тут строим укрепления, бревна таскаем». В этой ситуации им сложно думать о Сирии. Сирия далеко, а они строят укрепления. Люди, которые попадают под минометный обстрел по-прежнему, а он, я скажу, вчера, например, произошел, они не думают о Сирии. Но, кроме всего прочего, вы отдавайте себе отчет в том, что люди, которые ходят по Донецку и Луганску, и это я видел своими глазами, они понимают, что Россия не уехала в Сирию из Донбасса. И никуда не уедет.

Практически сразу после того, как Прилепин заканчивает ответ на вопрос, к нам подходит группа официальных лиц и становится понятно, что интервью окончено. Какое-то время Захар общается с министром культуры Калининградской области Светланой Кондратьевой, а затем и с директором библиотеки имени Чехова Еленой Александронец. Все это происходит под неизбежные в таком случае фотовспышки. Когда писатель в сопровождении чиновников идет в переполненный лекционный зал, за ним вслед припускает молодая тележурналистка, упустившая шанс сделать выгодный стендап с именитым гостем, крича: «Захар, Захар!» Кто-то из спутников Прилепина, сердито обернувшись, отвечает: «Вообще-то, его настоящее имя Евгений».

Прилепин на встрече с читателями именно с этого и начнет.

«Часто спрашивают: как ко мне обращаться. Как хотите. Можете Захар, можете Евгений, можете Евгений Николаевич, можете господин Прилепин… Но как меня называет жена – я вам не скажу!»

Фото: Бока Су