«Два пианино – слишком много нот!»Легенда джаза Монти Александер о ямайских корнях и несостоявшейся пластинке с М. Дэвисом

Я никогда об этом не думал. Не думал, что смогу жить, записываясь и выступая. Я просто начал издавать звуки в родительском доме за пианино. Начал наигрывать какие-то мелодии, считалки. Постепенно я заметил, что люди стали собираться вокруг пианино, и им нравилось то, что получалось. Тогда я подумал: «Хорошо, у меня получается сделать так, что они улыбаются, хлопают ладошами в ритм». Наверное тогда я испытал какое-то подобное чувство.

Это произошло совершенно случайно. Кто-то увидел, как я играю в клубе, мне было 12 или 13 лет, я был школьником, и мне предложили поиграть за деньги. Я был в шоке. Потом я просто ходил в студию, где местные музыканты записывали аккомпанементы для певцов. Мне просто хотелось быть среди музыкантов. Как-то раз там был перерыв, я подошел к пианино, начал что-то наигрывать, меня услышал продюсер и предложил сыграть под запись. Переход получился гладким, все произошло естественно.

Ну я старшим нравился. Музыканты мне сами говорили: «Эй, парень! Давай с нами!». И вообще это Ямайка, там тепло и очень дружелюбно.

Я переехал в Америку в 17 лет и сразу же начал играть с хорошими джазовыми музыкантами. А вскоре уже начал играть и с великими джазовыми музыкантами – Диззи Гиллеспи, Сонни Роллинзом и другими. В 17 лет меня услышал Фрэнк Синатра и вместе со своим компаньоном перевез в Нью-Йорк, чтобы я работал в его клубе. Долгие годы я играл музыку из их мира, джазовые стандарты. И у меня здорово получалось, надо сказать. Я понимал, что нужно делать, слышал это все. Мне не нужно было читать ноты с листа, я слышал композицию по радио или с пластинки и мог легко ее снять в ноль. Но в то же время мои ямайские корни постоянно напоминали о себе на задворках сознания. Калипсо, ритмы с острова, все это было во мне, но я это не играл.

Ну, я не играл эту музыку в полную силу, наверное так. Американским музыкантам ямайская музыка нравилась, но они не живут этим, не чувствуют ее полностью, как культуру. Для меня же это очень ценно, для меня эта музыка – как в мамин дом прийти, поесть еды, которую она приготовила, и душевно поговорить, как мы на Ямайке любим. Это калипсо, это ритмы, это все было еще задолго до Боба Марли и рэгги вообще.

Да, это было как какое-то откровение. Я хотел играть музыку, которая умещала бы оба мира. Хотелось смешать ямайский звук с классическим джазом. И не просто смешать, а превратить это все в настоящий опыт. Я парень с Ямайки, который живет в Америке. И оба эти мира равноценные, понимаете? Как-то раз я проснулся рано утром и подумал, что хочу себе группу, в которой были бы крутые парни с классической школой джаза. И в то же время на сцене с ними были бы парни с Ямайки, которые были бы мастерами ритма. Надо было найти точки для их пересечения, для достижения гармонии между ними.

Да, конечно, каждый вечер, когда мы выступаем, оставляем пространство для улучшения нашей игры. Но мы никогда не играем одинаково, очень много зависит от моего настроения и вдохновения. Я музыкальный директор этой группы, но я спонтанный директор. У меня никогда нет плана. Важное слово для описания моих отношений с музыкантами – это доверие. Они доверяют мне, и когда я даю отмашку, они сразу пускаются в путь. Важна гармония, и не только музыкальная, а между людьми. Каждый вечер это происходит по-разному. Не знаю, как это объяснить и какое слово подобрать.

Точно. Я бы мог назвать свою группу Harlem-Kingston Experience. Кингстон – это то, откуда я родом. А в Гарлеме я играл множество раз. Это был настоящий дом для целого множества отличной музыки. Дюк Эллингтон творил в Гарлеме. Этот район просто кишил джазом в 50-е и 60-е. В Гарлеме было сосредоточение афро-американского сообщества и находилась самая душа этой музыки. И поэтому мне так хотелось устроить эту встречу между этими двумя мирами. Я как дирижер, я проводник между ними. Я вкусил оба этих мира.

Ну, если мне комфортно и если это не слишком сложно, то я, в принципе, готов поиграть с любым хорошим музыкантом, который делает хорошую музыку. Пару лет назад Чик Кориа пришел на мой концерт, и потом сказал мне, что нам нужно сделать что-нибудь вместе. Два рояля, что-то такое, я думаю. Может быть что-то из этого выйдет. Но лично я не большой поклонник подобного. Два пианино означает слишком много нот. Два раза по 88 нот! (смеется). Но у меня за карьеру уже было столько подобных приключений, что я думаю, что я уже перевыполнил свой план и специально этого не ищу. Иногда бывает, что меня приглашают как сессионного музыканта, и почти всегда я этим наслаждаюсь. Но это далеко не самый важный аспект творчества для меня.

Большая часть новых музыкантов, которые мне попадаются, просто воссоздают классическое звучание джаза. Мне нравится вокалист Грегори Портер, он возвращает богатый, насыщенный соулом стиль. Еще мы недавно выступали с молодым певцом Куртом Эллингом. Но большинство молодых джазовых музыкантов, которых я слышу, они играют то, что играли их герои. А я с этими героями играл сам! (смеется).

Я как раз о нем подумал. Я играл в клубе, где проводил время Фрэнк Синатра, и как-то раз в клуб пришел Майлз Дэвиса. В одну из ночей он подошел ко мне, когда я сидел за пианино, протянул свой номер телефона и сказал: «Я врубаюсь в то, что ты делаешь, заходи в гости». И я начал к нему ходить, мы болтали о том, о сем, даже не столько о музыке и сотрудничестве, сколько о разных других вещах и увлечениях. Мне было лестно то, что он меня одобрял. Тогда всем было интересно, куда Майлз пошел, что он сделал. Но в один прекрасный момент он спросил меня, чем я занимался и какие у меня были планы. И я ответил, что буду записывать альбом через пару дней. И он тогда сказал: «Позволь мне его спродюсировать». Именно это он и предложил.

А мне было страшно. Вынужден признать, это было большой ошибкой с моей стороны. Майлз был настолько уникальный, а я боялся, что не буду соответствовать. Мне тогда было 21 или 22 года. Я был уверен в том, что делаю, уверен в своей собственной музыке. Для музыканта это важно, обладать такой уверенностью. Майлз уже тогда так много экспериментировал, а я не понимал, как он это делает. Я опасался, что просто не схвачу то, что он делает. Не был уверен, что пойму его.

Это не то, чтобы большой эксперимент, это просто я, переживающий свои прошлые опыты. Просто моя жизнь.